Сказка о Федоре
(из книги «Ты умеешь сочинять сказки»)
* * *
Жил-был мангуст. Хороший такой. Пушистый. Добрый и шустрый. Смелый и при необходимости свирепый. Обычный, словом, мангуст такой. Смышленый.
Отправился он однажды в парк погулять. Сам-то он жил в саду близ небольшого домика. В домике жила старушка с двумя курицами и ручной коброй Фенькой. Та кобра была неядовитая, поскольку мутация изменила ее устройство. Но Фенька не грустила, а, наоборот, радовалась, что ее никто не боится и что она может жить в доме и дружить со старушкой, курицами и мангустом.
Мангуста звали Федор. Был он парень хоть куда, как говорится. Феньку не обижал, а бабульку уважал. Бабульку звали Аделаида Ингербековна. А куриц звали Чипа и Чопа.
Ну так вот. Пошел Федор однажды в парк. Парк этот был большой, дикий и с лианами. Ну а уж змей ядовитых там было – тьма! Так и кишели, так и кишели… Везде ползали и норовили кусить. Потому что, ясное дело, мангустов змеи в тех краях не любили. Почему? Ну как вам сказать… Ел он их часто. Такой вот был. Ну и змеям это было неприятно.
Мангуст не знал, что в этот день все ядовитые змеи в парке сговорились радикально решить проблему, связанную с его существованием. И притаились всем скопом в тени кустиков, среди корней и за стволами деревьев.
Ну а Федор этого не знал. Идет себе по парку, песенки поет, хвостиком вертит. Чувствует себя крутым и умным. И то! Сожрал он уже за свою жизнь к тому времени штук двести змеючек. Опытный был боец, словом. Хищник.
И вдруг – бац! Со всех сторон змеи на него как бросятся! Ух! Федор понял, что хана ему. Ну их (змей-то) было вокруг него не менее полусотни, а то и больше. От всех сразу не отобьешься. И не упрыгаешь, так как кольцо змеи плотно сомкнули, в несколько рядов. За полсекунды мангуст все это осознал и сделал единственное, что мог – подпрыгнул повыше! Хоть на секунду отсрочить гибель. Да и не думал он, конечно, когда подпрыгивал. Когда ж тут думать?! И вдруг – раз! Превратился он в воробья. Резко так. Хлоп – и все. И полетел. Сразу как-то сообразил крыльями шевелить. И быстро-быстро улетел с того места. А чего было там торчать?!
Змеи, понятно, пошипели, поругались да и уползли по своим делам змеиным. Им, конечно, было обидно, что не угробили они Федора, но все же воробей был не так страшен.
А Федор полетел, полетел и прилетел к домику старушки. Он сел на забор и задумался. А зря! Ястреб сверху его заметил – и камнем вниз кинулся. Хорошо, что воробушек в этот момент с забора свалился – не привык ведь все же так сидеть. Шлепнулся об землю у забора среди колючих кустов. А ястреб крякнул с досады, плюнул, выругался и вверх улетел. Только тогда Федор его и заметил.
Посидел так воробушек немного, по сторонам поглядывая и прислушиваясь. Понял, что думать-то не всегда хорошо и к месту. Потом осторожно прыг-скок к домику. Аделаида Ингербековна чай пила как раз у открытого окошка. Фенька, как и обычно, на стуле свернулась у стола и тоже чай пила из блюдечка. Ее черная голова слегка возвышалась над скатертью. Чипа и Чопа бродили где-то.
Федор влетел в окно, плюхнулся посреди стола и чирикнул:
– Я Федор. Был мангустом, стал воробьем. Как раз когда змеи на меня набросились в парке. Чуть не искусали насмерть. Я улетел. А теперь вот не знаю, как жить.
И говорит Фенька:
– А ты не грусти. Чирикай себе да прыгай. Кошек, змей да ястребов берегись. Жизнь у воробьев непростая. В доме вот спокойно можешь летать.
Тут прибежали Чипа и Чопа, узнали новость и раскудахтались. Бабулька на них прикрикнула:
– Тихо вы! И без вас в ушах звенит. А ты, Федька, делу какому новому выучись. А то все драться да сражаться, кусаться да прыгать… Змей, конечно, надо держать на расстоянии от дома. Да только ты, похоже, переусердствовал в деле истребления пресмыкающихся. Хорошо еще, что жив пока. Давай, стало быть, осваивайся в новом облике.
– Да что это за облик! Ни зубов, ни когтей, ни силы, ни наскока! Это не жизнь, а болото! Какой прок в такой жизни?!
– Ну ты и сказал, Федюшка! – всплеснула руками старушка. – У меня вот тоже ни зубов нет, ни когтей. И силов мало. А уж прыгать да скакать я вообще не мастерица – в девяносто шесть годов-то. Ну и что?! Я вон зато домохозяйка! Я тут уют развела и чаем всех пою, оберегаю душевно вас всех. Любовь да забота, сынок, много стоят! Не только кусачие бойцы в мире нужны.
– Да какой с меня прок?! Я ведь теперь птаха малая! Только и могу чирикать да порхать. Даже петь толком не умею. А змеи скоро прознают все и полезут сюда. Вот увидишь! Будут тут везде ползать и кусаться, – все не успокаивался Федор.
– Это, конечно, было бы лишнее, – мудро рассудила Аделаида Ингербековна.
– Ну вот и придумай что-нибудь, – промямлила Фенька, жуя булочку с изюмом. – Интеллектом пошевели. Давай, давай! Не кисни! Изобретай! А то воевать настрополился и думаешь, что так только проблемы и решаются. Мозгой теперь давай.
– А я вот слыхала… – начала Чипа и смущенно умолкла. Она вообще была очень стеснительная и скромная.
– Чего? – нетерпеливо спросила Чопа, которая, наоборот, была нагловатая, скандальная и боевая.
– Я вот слыхала, что в мире существует волшебство… – тут Чипа совсем засмущалась и надолго замолчала.
– Ну и что?! Мало ли чего брешут! Чего нам с этого волшебства – жрать больше, что ли, будет, или змей оно распугает?! – фыркнула Чопа, которая, как всегда, вела себя несколько выпендрежно.
– О! Эврика! Супер! Я врубился! – Федор, восторженно помахивая крылышками, стал прыгать посреди стола – между сахарницей и вазочкой с вишневым вареньем. Он явно впал в экстаз, и поэтому Аделаида Ингербековна аккуратно взяла его в ладони, страхуя от попадания в варенье или в блюдечко с медом.
– Спокойнее, спокойнее… – прошептала Фенька, гипнотически вытаращивая глаза. Это был ее любимый имидж – змея-психотерапевт. Правда, Феньку в этом качестве никто всерьез не воспринимал, но она все равно штудировала толстые книги по психологии, психоанализу и всяким подобным наукам.
– Я буду волшебные сказки сочинять! – пискнул Федор из-под ладони старушки. Тут она убрала руки и удивленно посмотрела на воробушка. Он оглядел присутствующих и, отвечая на немой вопрос, пояснил: – Такие крутые волшебные сказки буду сочинять, чтобы у нас тут все было о-кей! Чтобы змеи сюда и не полезли, а если какая и вползет, то сразу бы подобрела или в птичку певчую превратилась. Или в мышку… Ну а уж мышек-то ты, Фенька, сможешь в дисциплине содержать!
– Мышек смогу… – задумчиво пошелестела кобра, закрывая глаза и мечтательно чему-то улыбаясь.
– А не слабо? – с сомнением спросила Чопа.
– А я верю, что у тебя получится! – с неожиданным энтузиазмом воскликнула Чипа. – Волшебство ведь правда существует! Ведь иначе как же ты из мангуста в один миг превратился бы в воробья? Да и вообще…
– Хорошее это дело, да не простое, – покачала головой бабулька.
– А я чувствую, что смогу! – упрямо ответил Федор, взъерошивая перышки. Потом он подумал и принялся клевать булочку с изюмом – отщипнул кусочек у Феньки.
Прошла неделя. Чипа и Чопа, как и обычно, болтались во дворе около домика. Бабулька занималась хозяйством, вязаньем и живописью маслом. Фенька изучала гипнотические и психоаналитические методы. А Федор болтался там и сям по дому и ждал озарения и вдохновения. Он чувствовал себя творцом, борцом и духовным отцом всем присутствующим и отсутствующим.
Но вдохновение и озарение не шли.
И вдруг воробей увидел змею. Она мягко переливалась блестящими извивами через порог комнаты. Раздвоенный язык вертелся перед узкой мордой с каменными хищными глазами. Федор моментально узнал эту породу змей – ее яд убивал человека за минуту. Длиной рептилия была метра два.
Сидевшая на стуле бабулька, увидев непрошенную ужасную гостью, истошно заорала. Змея, сверкнув глазами, метнулась к ней. Секунда – и она укусит добрую старушку. Воробей, забыв, что он воробей, а не мангуст, бросился на змею и вцепился лапками ей в шею, ударил клювом по голове. И зачирикал – воинственно и устрашающе.
Миг – и змея обвила его кольцами своего тела, скрутила, придушила слегка и, изогнувшись, заглянула ему в глаза.
– Тс-с-с… Так это ты был мангус-с-ст. Клас-с-сно. Чудес-с-сно…
– Послушай! Я знаю твою историю! Ты, похоже, ее забыла! Ты родилась под корнями большого дуба и в первый раз выползла на свет. Светило солнце, и дул приятный легкий ветерок… – начал вдруг Федор. Он глядел в глаза змее, ощущал ее парализующий волю взгляд и мертвую хватку ее извивов, он дышал с трудом, его тошнило от страха… Но он знал, что должен спасти Аделаиду Ингербековну, этот дом, себя и вообще…Волшебство ведь существует!
– Я балдею… – прошипела змея. – Ты прос-с-сто глупыш-ш-ш… Ну, говори… Пос-с-слуш-ш-шаю, а потом с-с-скуш-ш-шаю…
– Ты тогда была мышкой. Маленькой бурой мышкой с мягкой шерсткой и очаровательными ушками. Ты была доброй и удивлялась всему вокруг. И тебя так манил этот мир! И вот ты, в первый раз высунувшись из укрытия, где провела раннее детство, увидела огромную гадюку. Она ползла прямо к тебе. Она хотела тебя сожрать – проглотить живьем. И ты в тот же миг очень захотела стать змеей – еще больше, чем эта гадюка. И бац! Ты превратилась в то, чем стала теперь. Гадюка в страхе отвалила с извинениями, а ты поползла пугать и жрать тех, кого могла. Но ты ведь знаешь, что по сути ты маленькая мышка – очаровательная, с изящными лапками, симпатичным хвостиком и светлою душой. Вот и все.
– Чуш-ш-шь. Вс-с-се это чуш-ш-шь… Я вс-с-сегда была такой. Это я и ес-с-сть. И я хочу ес-с-сть! А… – змея раскрыла пасть, и Федор увидел ее зубы и глотку.
– Ко-ко-ко! – в ужасе закудахтали Чипа и Чопа, появляясь в дверях и обозревая ситуацию.
– Ку-ка-ре-ку!!! – заорал вдруг Федор так яростно и громко, что, казалось, воздух вокруг зазвенел от энергии его голоса. – Ку-ка-ре-ку!!!
Змея захлопнула пасть.
– Что тут за базар? – высунулась из своего ящика проснувшаяся Фенька.
– Федор змею переделывает, – ответила Аделаида Ингербековна и засмеялась. Курицы тоже захихикали.
– Чего вы рж-ж-жете? – уже каким-то другим голосом спросила змея, обводя взглядом всю компанию. Потом она вдруг потупилась и прошептала: – А откуда ты уз-з-знал, что я мечтаю мыш-ш-шкой с-с-стать?
– Это и ежу ясно, – уверенным тоном ответил Федор.
– Чего? – не поняла змея.
– Ну…это я так…по вдохновению, – объяснил воробушек. – Я , понимаешь, сказки сочиняю. Для всех. И для змей тоже
– З-з-зачем? – удивилась рептилия, впрочем, ослабляя хватку.
– Да отпусти ты его, Мымра! – подала голос Фенька. – Парень вон уж синий.
– А не лучше ли тебе зваться, скажем, Мышандрой? – встряла Чипа.
– Да. Да, – поддакнула Чопа.
– Хм… – задумалась змея. Потом она отпустила воробья. Он ухитрился удержаться на ногах и остался стоять, хотя и ощущал себя на грани обморока.
– Ну ладно… Я тут немного погорячилас-с-сь… На с-с-солнце перегрелас-с-сь,видно. А имя мне подходит такое. Мыш-ш-шандра! Не хухры-мухры! С-с-с-с… Я з-з-завтра к вам приполз-з-зу – час-с-сов в ш-ш-шес-с-сть, хорош-ш-шо? Ты мне ещ-щ-ще с-с-сказ-з-зки рас-с-скаж-ж-жеш-ш-шь?
– Попробую. Если вдохновение будет, – солидно ответил Федор, вежливо кивая головой Мышандре на прощание.
Назавтра Мышандра приползла в компании пяти гадюк. Они расположились во дворе, свернувшись в пыли и с любопытством глядя на маленького воробушка, сидящего на обломке кирпича. Федор делал вид, что чувствует себя прекрасно.
– В далекие времена на острове в огромном море жил-был удав по имени Ваня… – начал сказку Федор. История лилась и лилась, повествуя о бравом и могучем змее, о его любви к прекрасной, но жутко ядовитой королевской кобре, о том, как во время поцелуя она случайно поцарапала его ядовитыми зубами…
– Бедный! – вздохнула одна из гадюк, впервые в жизни задумавшись о том, что ядовитость в некоторых случаях может помешать.
– Ш-ш-ш! – зашипели на нее остальные слушательницы. – Не меш-ш-шай!
Федор продолжал рассказ, повествуя о том, как Ваня, умирающий от любви и яда, уполз к морю, и там его исцелил тюлень-нерпа с помощью одного лишь слова – «шурум-бурум»… Потом воробей красочно описал радость новой встречи влюбленных, их свадьбу и дальнейшую семейную идиллию, включая нарождение маленьких змеенышей – умных, добрых, ядовитых и сильных…
Змеи уползли, явно потрясенные. Они пообещали завтра снова приползти.
– Ну, у нас тут теперь, похоже, будет змеюшник, – улыбнулась старушка вечером за чаем.
– А нам ты сказку расскажешь? – спросила Чипа, как всегда, слегка смущаясь.
– Да. А то чем мы хуже змей?! – поддакнула Чопа.
– Ну слушайте. Жил-был в деревне один петушок-золотой гребешок. Курочки все его любили, а он думал лишь об одной… – тут же начал рассказывать Федор. Он говорил и говорил, а курицы слушали, затаив дыхание.
– А что-нибудь пр-р-рикольное можешь? Кар-р-р! – раздался голос с подоконника, когда воробей завершил историю подвигов петушка-золотого гребешка во имя его любви к прекрасной курочке.
– Ну… А вот однажды дед Микула встретил в бане Андрюху рыжего. И пошли они вдвоем ловить карасей. Прямо из бани – в мыле и мокрые. А на встречу им… – принялся сочинять воробей историю про известных всем деревенских мужиков – больших любителей всяких приключений и безобразий. Завершив повесть, изложение которой прерывалось столь бурным смехом, что ворона дважды падала с подоконника, а Фенька периодически завязывалась морскими узлами, Федор сообщил, что вдохновение закончилось пока. И принялся за мед в блюдечке и за семечки.
Так и повелось с тех пор. Федор-воробей стал рассказывать сказки всем, кто хотел их слушать. Иногда слушатели собирались в доме Аделаиды Ингербековны или во дворе, а иногда Федор летал в другие места: в соседние дворы, в парк, к речке..
Сказки у воробья всегда были разные. Ведь слушали их разные люди, звери, змеи, птицы, насекомые… Даже рыбы слушали и мухи. И жить стал Федор весело и совсем уже не грустил, что он больше не мангуст. Хотя, конечно, кошек, ястребов и змей он все же избегал. Не все ведь любят сказки. Да и не всегда есть время успеть их рассказать.
Но вот однажды Федор сидел во дворе и думал о том, как мало он знает мир, как мало он видел, как мало еще понимает людей, животных, растения… И как ему все же мешает то, что он такой маленький и слабенький, что он должен поминутно оглядываться на каждый шорох и на каждую тень.
И вдруг он стал орлом. Огромным орлом-беркутом с мощными крыльями, гордо посаженной головой и пронзительным взглядом.
«Хорошо бы не забыть то, чему я научился в двух своих предыдущих обликах», – думал орел Федор, взлетая в воздух и набирая высоту. В тех краях орлы считались священными и никто никогда не пытался им вредить. Жизнь снова резко изменилась. Но Федор знал, что это его судьба.